Неточные совпадения
Над землей, погруженной в ночную тьму, раскинулся темный
небесный свод с миллионами звезд, переливавшихся
цветами радуги. Широкой полосой, от края до края, протянулся Млечный Путь. По ту сторону реки стеной стоял молчаливый лес. Кругом было тихо, очень тихо…
Небесными кругами украшают
Подписчики в палатах потолки
Высокие; в простенках узких пишут,
Утеху глаз, лазоревы
цветыМеж травами зелеными; а турьи
Могучие и жилистые ноги
На притолках дверных, припечных турах,
Подножиях прямых столбов, на коих
Покоится тяжелых матиц груз.
Был тихий вечер. За горами, в той стороне, где только что спускалось солнце, небо окрасилось в пурпур. Оттуда выходили лучи, окрашенные во все
цвета спектра, начиная от багряного и кончая лиловым. Радужное
небесное сияние отражалось в озерке, как в зеркале. Какие-то насекомые крутились в воздухе, порой прикасались к воде, отчего она вздрагивала на мгновение, и тотчас опять подымались кверху.
Бывало, Агафья, вся в черном, с темным платком на голове, с похудевшим, как воск прозрачным, но все еще прекрасным и выразительным лицом, сидит прямо и вяжет чулок; у ног ее, на маленьком креслице, сидит Лиза и тоже трудится над какой-нибудь работой или, важно поднявши светлые глазки, слушает, что рассказывает ей Агафья; а Агафья рассказывает ей не сказки: мерным и ровным голосом рассказывает она житие пречистой девы, житие отшельников, угодников божиих, святых мучениц; говорит она Лизе, как жили святые в пустынях, как спасались, голод терпели и нужду, — и царей не боялись, Христа исповедовали; как им птицы
небесные корм носили и звери их слушались; как на тех местах, где кровь их падала,
цветы вырастали.
Вдоль цветущего берега речки жаворонки по-прежнему звенели в
небесной синеве, лыски перекликались в густых камышах, а мелкие птички перепархивали, чирикая, с тростника на тростник или, заливаясь песнями, садились на пернатые стрелы, вонзившиеся в землю во время битвы и торчавшие теперь на зеленом лугу, меж болотных
цветов, как будто б и они были
цветы и росли там уже бог знает сколько времени.
Тогда близ нашего селенья,
Как милый
цвет уединенья,
Жила Наина. Меж подруг
Она гремела красотою.
Однажды утренней порою
Свои стада на темный луг
Я гнал, волынку надувая;
Передо мной шумел поток.
Одна, красавица младая
На берегу плела венок.
Меня влекла моя судьбина…
Ах, витязь, то была Наина!
Я к ней — и пламень роковой
За дерзкий взор мне был наградой,
И я любовь узнал душой
С ее
небесною отрадой,
С ее мучительной тоской.
— А глаза?.. И мир, и любовь, и блаженство… В них для меня повернулась вся наша грешная планетишка, в них отразилась вся
небесная сфера, в них мелькнула тень божества… С ней, как говорит Гейне, шла весна, песни,
цветы, молодость.
Вот он уже не увидит больше ни этого солнца, ни этой
небесной синевы, ни зелени, ни
цветов…
Быть может, я б успел
небесные мечты
Осуществить, предавшися надежде,
И в сердце б оживил всё, что
цвело в нем прежде —
Ты не хотела, ты!
Оленька добра, простодушна, приветлива, почти всегда весела; стыдлива и скромна, как застенчивое дитя; а рассудительна и благоразумна, как опытная женщина; но при всех этих достоинствах никакой поэт не назвал бы ее существом
небесным; она просто — прелестный земной
цветок, украшение здешнего мира.
Там всегдашние, трогательные попечения
небесной благодетельности не уступают самым нежнейшим родительским попечениям и, осыпая
цветами колыбель младенцев, скрывают от сирот несчастие сиротства; там кроткая улыбка добродушной надзирательницы заменяет для юных сердец счастливую улыбку матери; там благоразумный надзиратель заступает место отца и, приучая их к трудолюбию, к порядку, готовит в них отечеству полезных граждан.
И если Мое царствование не возвело еще России на высочайшую степень народного блаженства, то помните, что власть Государя не есть всемогущество
Небесное, Которого воля есть уже совершение; помните, что Империи
цветут веками, и что Провидение требует от Царей только возможного блага.
«Кругом меня
цвел божий сад;
Растений радужный наряд
Хранил следы
небесных слез,
И кудри виноградных лоз
Вились, красуясь меж дерев
Прозрачной зеленью листов...
Но где твой трон сияет в мире?
Где, ветвь
небесная,
цветешь?
В Багдаде, Смирне, Кашемире?
Послушай, где ты ни живешь, —
Хвалы мои тебе приметя,
Не мни, чтоб шапки иль бешметя
За них я от тебя желал.
Почувствовать добра приятство
Такое есть души богатство,
Какого Крез не собирал.
Когда ветры
небесные вихрями играют перед лицом Божиим, заигрывают они иной раз и с видимою тварию — с
цветами, с травами, с деревьями.
В те дни восходящее солнце то покажется из-за края
небесного, то опять за ним спрячется, то вздынет кверху, то книзу опустится, то заблещет
цветами алыми, белыми, лазоревыми, то воссияет во всей славе своей так, что никакому глазу глядеть на него невозможно.
Глазам не верил Алексей, проходя через комнаты Колышкина… Во сне никогда не видывал он такого убранства. Беломраморные стены ровно зеркала стоят, — глядись в них и охорашивайся… Пол — тоже зеркало, ступить страшно, как на льду поскользнешься, того гляди…
Цветы цветут, каких вздумать нельзя… В коврах ноги, ровно в сыпучем песке, грузнут… Так прекрасно, так хорошо, что хоть в Царстве
Небесном так в ту же бы пору.
Как розы юные прелестны!
И как прелестна красота!
Но что же есть она? мечта,
Темнеет
цвет ее
небесный,
Минута — и прекрасной нет!
Вздохнув, любовник прочь идет.
А ты, о юноша прелестный!
Спеши
цветы весною рвать
И время жизни, дар
небесный,
Умей в забавах провождать;
Забава есть твоя стихия;
Улыбка красит дни младые.
И о чистоте и «идейности» животного мира внятнее всего говорят птицы
небесные, эти
цветы его. уже самым своим бытием славящие Бога.
Разум для человека тот закон, по которому совершается его жизнь, — такой же закон, как и тот закон для животного, по которому оно питается и плодится, — как и тот закон для растения, по которому растет,
цветет трава, дерево, — как и тот закон для
небесного тела, по которому движутся земля и светила.
«Я б желал, — говорил панегирист, описывая наружность Луизы, — я б желал здесь персону сея прекрасныя дщери знаменитого баронского дома несколько начертить, коли б черные чернила способного
цвета были ея
небесную красоту представить: будешь ты, читатель, доволен, коли своему уму представишь одно такое лицо и тело, которых точнейшее изображение имеется без порока, белый
цвет в самом высочестве, приятность же преизящную всего света.
Но сущее (ens) — разумею человеческое сущее (ens), — в которое диавол посеял свое семя, его должен он воспринять и в нем стереть главу диавола и змеи, в нем разбить оковы смерти, которая держит в заточении
небесное сущее (ens), и зацвести, как провозвещает это сухой жезл Ааронов, зацветший миндальным
цветом» [См. там же, т. V, с. 287.]. «Адам тоже был природным сыном Бога, созданным Им из его естества, но он утратил сыновство и утратил наследие, был изгнан и с ним вместе все его сыны» [См. там же, т. V, с. 315.]. «Ибо Христос умер для человеческой самости в гневе Отца и с волей самости был погребен в вечную смерть, но воскрес в воле Отца своего и живет и царствует в вечности в воле Отца своего» [См. там же, т. V, с. 316.].